Рассказы о Ленинграде [1984, худож. С. Яковлев] - Вольт Николаевич Суслов

Это только одна из придирок к мастеру, они же следовали одна за другой.

12 лет проработал Фальконе в России, создавая памятник. Но открытия его дождаться не смог. Возмущенный недоброжелательством, он покидает Петербург и уезжает во Францию.

С апреля 1780 года руководить установкой и окончательной отделкой памятника назначается скульптор Юрий Матвеевич Фельтен.

Сын обер-кухмейстера царя Петра I, ставший скульптором, Ю. Фельтен был уже знаком петербуржцам как строитель Невской набережной, а еще больше как создатель знаменитой решетки Летнего сада. Основное, что должен был сделать Фельтен, — это поднять Медного всадника на Гром-камень и укрепить его там. К хвосту и к задним ногам коня были приделаны железные стержни, в камне же просверлены отверстия. Статую подняли, и стержни точно вошли в них. Оставалось только залить эти отверстия свинцом. Но еще до того, как статуя была укреплена на камне, все убедились в том, как точны были инженерные расчеты Фальконе. Равновесие было идеальным!

7 августа 1782 года исполнилось 100 лет со дня вступления на престол Петра I. В этот день и решено было торжественно открыть памятник.

Тысячи петербуржцев заполнили площадь, валы и гласис Адмиралтейства, окна и крыши окрестных зданий, даже набережные Васильевского острова на противоположном берегу Невы. Река тоже была покрыта множеством судов, императорскими яхтами. Целый лес мачт качался над волнами.

В 2 часа дня заняли свои места на площади войска.

Взвилась в небо ракета. Рухнули фанерные щиты, и перед зрителями впервые предстал во всем своем величии «кумир на бронзовом коне». С Адмиралтейской и Петропавловской крепостей, с кораблей, стоящих в Неве, ударили пушки. Взвились на мачты флаги. Рассыпалась над площадью барабанная дробь. Запели медные трубы оркестров.

Монумент был открыт.

Толков он вызвал немало. Всяк по-своему старался разгадать его смысл. Для чего Фальконе медвежью шкуру на коня бросил? Зачем просил скульптора Гордеева змею вылепить? Почему на скалу скачет?.. Большинство, конечно, разобралось, что к чему. В «Письме к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего» выдающийся современник этого события Александр Николаевич Радищев пишет:

«Но позволь мне отгадать мысли творца образа Петрова. Крутизна горы, суть препятствия кои Петр имел производя в действо свои намерения; змея в пути лежащая, коварство и злоба искавшие кончины его за введение новых нравов; древняя одежда, звериная кожа и весь простой убор коня и всадника, суть простые и грубые нравы и непросвещение, кои Петр нашел в народе, который он преобразовать вознамерился; глава, лаврами венченная, победитель бо был прежде нежели законодатель, вид мужественный и мощной и крепость преобразователя; простертая рука, покровительствующая, как ее называет Дидро, и взор веселый, что крепкия муж преодолев все стремлению его противившиеся пороки, покров свой дает всем чадам его называющимся».

Памятник, площадь вокруг него сразу же стали постоянным и излюбленным местом прогулок петербуржцев. Возле монумента был выставлен военный пост, упраздненный только в 1866 году. Кроме того, появилась сторожка со сторожем.

…Два столетия стоит над Невою Медный всадник. Бегут под простертою рукою его волны реки. Словно тучи и облака, плывут годы над его головою. Стал памятник свидетелем многих событий. Не однажды подходил к нему Александр Сергеевич Пушкин. Стояли рядом с монументом под картечью царских пушек декабристы. Спешили мимо него на штурм старого мира, на штурм Зимнего дворца революционные матросы 1917 года. В грозном 1941-м совсем близко ухали взрывы бомб…

Неотделим уже Медный всадник от Ленинграда. Он — его гордость.

Первый музей

Вот уже более двух с половиной веков стоит над Невою здание Кунсткамеры — первого музея российского. Возле одной из ее дверей крупными буквами написано: «Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого».

О царе Петре I в учебниках по истории сказано, что был он полководцем, государственным деятелем, градостроителем, законодателем. Но кроме всего прочего, он был еще и коллекционером. Пока мальчишкой рос, любил, разумеется, в войну играть и собирал все, что к военному делу относилось. Присылали молодому царю то «лук московского дела», то «саблю египетскую», то «фузею немецкую». Подрос царь — отправился с «Великим Посольством» в Западную Европу. Такие там диковинки увидел, что вернуться без них уже никак не мог. Привез в Россию микроскопы Левенгука, «огнестрельные и инженерные инструменты», «стеклянные сосуды, в которых обретаются разные вещи». Прибыли в Москву «морской зверь коркодил да морская рыба сверт-фиш», «коллекция рыб, птиц и гадов», «персона глиняная остинской работы»… Понимал Петр I, что и своя русская земля чудес полна, а потому и писал указы «О приносе родившихся уродов, также найденных необыкновенных вещей». Коллекция разрасталась.

Поначалу она хранилась в Москве, в Аптекарской канцелярии. В 1714 году она переехала в Санкт-Петербург, разместилась в Летнем дворце, а 4 года спустя повелел царь отдать под коллекции большой двухэтажный дом, отобранный у опального боярина Кикина. Дом этот в ту пору так и называли: Кикины палаты. Стоял он на 1-й Береговой улице (теперь улица Воинова).

В 1719 году все собранное в Кикиных палатах открыли для обозрения. И тогда коллекция стала музеем.

Заикнулись было царевы слуги насчет платы за вход в музей, но в ответ царский указ получили: «В оную Куншткамеру впредь всякого желающего пускать и водить, показывая и изъясняя вещи». Мало того: в первые годы посетителям музея еще и угощение подносилось, на что отпускалось 400 рублей в год.

Начался музей с коллекции. Дальше пришли к нему на помощь путешественники.

Куда бы в ту пору ни отправлялись экспедиции, всем им давался наказ: о музее не забывать! Уезжал, к примеру, собирать лекарственные травы в Сибири врач Д. Г. Мессершмидт — предписано ему было и «приискивать… могильные всякие древние вещи, шайтаны медные и железные и литые образы человеческие и звериные и калмыцкие глухие зеркала…». Разъезжались по стране географы, топографы, геодезисты — им тоже велено было «означать, какие где народы, и каких вер, и чем питаются, и какой хлеб родится или не родится».

Скрипели по дорогам России телеги, везли на берега Невы «диковины».

Включились в дело доброхоты. По собственной воле слали и слали они в музей вещи, по их понятиям, удивительные: «Чулки диковинные бурятские», «Монстр человеческий», «Теленок двухголовый», «Медальное татарским письмом внутри и снаружи насеченное блюдо»…

Прибывали экспонаты — непонятные, загадочные, не похожие друг на друга. Станки